Даже самые равнодушные и далекие от fashion-индустрии люди с первого взгляда узнают фирменную клетку Burberry. Простое, но эффектное сочетание цветов, грамотные пропорции и легенда, без которой не обходится ни один хороший бренд — вот слагаемые успеха.
Клетка стала не только модным, но и культурным символом Великобритании. А сегодня, после почти 100 лет славной истории, клетка на грани исчезновения. Официально клетка Burberry появилась на свет в 1924 году. Материал с принтом клетки использовался, как подкладка для верхней одежды.
Клетка состояла из четырех цветов: черный, красный, белый и песочный. В первые клетка Burberry появилась на знаменитом тренче, изобретенном основателем компании — Томасом Барберри. Клетка быстро набрала популярность к Первой мировой войне.
Люди приобретали тренчи Burberry, хотя изначально они были предназначены для солдат. Это были непромокаемые пальто до колен, простые и без излишеств, единственным украшением тренча была клетчатая подкладка.
Окопный дождевик (в переводе с англ. trench — окоп, траншея) шагнул далеко за пределы стратегической канавы, он вышел на все улицы родной Британии. Потому что снискал горячие симпатии даже тех, кто не подлежал призыву на воинскую службу.
Единственной нарядной деталью была подкладка — ткань в черно-бело-красно-песочную клетку. Говорят, служивые полюбили ее за сходство с пледами, напоминавшими о родном теплом доме. А не-военнообязанные полюбили просто так, потому что ткань веселенькая.
Народ говорил, что клетка на тренчах напоминала им домашние пледы, и то что от них веяло теплом, домом и уютом.
В 60-х прошлого столетия руководство дома Burberry наконец-то смекнуло: эта четырехцветная клетка годится не только для подкладки! У Барберри столько почитателей — Сомерсет Моэм, Артур Конан Дойль, Редьярд Киплинг, Бернард Шоу, Уинстон Черчилль, Марлен Дитрих, в самом деле, одними плащами эту публику не удержишь. И тогда дом Барберри рискнул раскрасить в клетку фирменные зонты — общественность встретила начинание восторженно. Следующую новинку — кашемировый клетчатый шарф — признают незыблемой английской классикой.
В 90-х модный дом Burberry переживал золотые времена, новый руководитель Роуз Мэри Браво сумела внести свежую струю в тенденции дома. Во-первых, классическую бежевую клетку (nova check) дополнили розовая (candy-check) и голубая (blue bell check).
Во-вторых, мисс Браво создала пару коллекций нижнего белья, купальников, солнцезащитных очков, аксессуаров для волос, зонтов, мягких плюшевых медвежат и прочих модных радостей, выполненных в клетке.
Модники по всему миру дрогнули и кинулись сметать клетчатые прелести. Заодно дрогнули и мастера копирования, они же изготовители дешевых подделок. Клетка стала не просто популярна, она стала доступна, слишком доступна.
Любовь простолюдинов — сомнительный комплимент для респектабельного английского дома моды. Хмурилось небо над Британией, хмурили лбы высокое руководство Burberry.
В начале двухтысячных пронесся ропот, дескать, от знаменитой клетки Барберри, ставшей одним из британских символов, модный дом планирует отказаться… Решимости прибавила любовь к клетчатым кепкам и шарфам среди чавстеров - это такие английские гопники, парни с рабочей окраины, в спортивных костюмах и кроссовках, хотя к спорту они имеют весьма условное отношение. «Детки в клетке» настолько досаждали жителям, что на многих пабах появились ограничительные надписи: «Вход в джинсах, кроссовках и Burberry запрещен».
В 2001 году терпение дизайнеров лопнуло, главным бунтарем стал Кристофер Бэйли, ранее работавший на дом Gucci. С его легкой руки было принято решение окончательно отказаться от легендарной монограммы. И основной линией дома Burberry стала молодежная мода — джинсы, маленькие юбки, футболки... Вещи по-прежнему престижные и дорогие, никуда не девались английская добротность и безупречный пошив, но красивой коллекцию не назвать. Говорят, вещицы покупает лишь золотая молодежь, которой без разницы, что носить, лишь бы было звучное имя на этикетке.
Кристофер Бэйли от отчаянья принялся раскрашивать свои детища в полосочку, но окрестить это фирменный принтом язык не повернется. Посмотрим, какая судьба ждет принт лет через сто...
